Здоровый образ жизни как динамический миф государства

Леонид Бляхер

 

"Здоровый образ жизни", борьба за него, борьба с тем, что препятствует внедрению ЗОЖ, кажется, охватило большую часть "развитых" и не очень стран мира. Пропаганда в СМИ сменяется общественной истерией. За последней, по просьбам трудящихся, следуют репрессивные действия государства. Разумные и неразумные (эмоциональные) аргументы "против" просто игнорируются. Кажется, что, кроме этой борьбы, больше проблем в мире не осталось.

Конечно, можно говорить об интересах фармацевтических корпораций и медицинских центров, о могущественных отделах по борьбе с наркотиками. Можно находить иные аргументы, объясняющие массовую истерию и ее мощнейшую и однозначную поддержку государством, причем, отнюдь не только российским. Но сколько бы ни приводить рациональных соображений о бессмысленности ЗОЖ, о террористичности "борьбы" за него, не покидает ощущение, что речь постоянно идет о частностях. Главное же ускользает. Ситуация была бы невозможной, если бы не яростная и самозабвенная поддержка борьбы за здоровый образ жизни, обоснования правильности этой борьбы со стороны государства.

Стоит исследователю заявить, что он в очередной раз обоснует фатальный вред наркотиков, алкоголя и никотина, как финансирование и освещение в СМИ ему обеспечены; стоит общественной организации в целях заявить о пропаганде ЗОЖ, как на нее начинают сыпаться гранты и прочие общественные кайфы.

Но, стоит заявить (тихо и нерешительно) о провале борьбы с наркотиками, о необходимость отказаться от нее, как на сказавшего обрушиваются волны праведного негодования и, в первую очередь, со стороны государств и государственных людей. Более того, стоит мягко напомнить, что здоровье отнюдь не глобальная сверхценность, а только одна из них. Что есть гораздо более значимые вещи: любовь, взаимопонимание, самореализация, привычный образ жизни, наконец. Слава мракобеса или человека, у которого "не все дома", вам обеспечена. Почему? Об этом стоит подумать.

Как-то, кажется у А. Моля, вычитал термин "динамический миф". Речь шла о тех формах, в которых наука представляет свои результаты для того, чтобы сохранить у общества идею собственной нужности и продолжать получать финансирование и иные бенефиции. Понятно, что у науки есть вполне определенная общественная роль, вот только игра в этой роли понятна, увы, немногим. Вот ей и приходится "придумывать" себе какие-то совершенно утилитарные функции. Так, на одном из этапов динамическим мифом, оправдывающим в глазах непосвященных существование, скажем, филологии, было построение единого языка, на котором все люди мира смогут договориться и жить благостно. В рамках этого мифа были созданы уникальные словари, сравнительное языкознание, теории языковой динамики, и даже единый язык... который, к слову, оказался никому не нужным. А скольким дисциплинам позволяла развиваться идея искусственного интеллекта — и не пересказать: от философии, до компьютерных технологий.

Нечто сходное с "динамическим мифом" мы находим и в практике "главного" политического института современности — государства. Понятно, что государства Нового времени были созданы для того, чтобы утолить ресурсный голод сильных мира сего. Их смысл — собирать налоги, поскольку забрать все бессмысленно — завтра некого будет грабить, осуществлять политическое насилие, охранять... нет, не нас с Вами, а свою ресурсную базу, свою охотничью территорию. Исключительно для того, чтобы баран, которого оно стрижет, был жирнее, а шерсть пушистее, оно порой даже оказывает какие-то услуги бизнесу. Однако, для того, чтобы господство было полным, нужна одна малость — легитимность.

Иными словами, сами бараны должны признать, что стригут и даже режут их исключительно для их же блага, что без пастухов и мясников было бы намного хуже. В этом случае стационарный бандит (государство) с легкостью справляется с любым бандитом-гастролером (захватчиком). Сами же бараны самоотверженно выступают в защиту своего мясника против чужого. Да и за баранами в этих условиях следить куда проще. Они же не просто идут на бойню, а "исполняют патриотический долг".

Для всего этого и нужен миф о государстве как единственном источнике неких благ, компенсирующих самый сильный социальный невроз (социальный страх) в обществе. Этот миф остро нужен государству. Без него издержки господства будут немыслимо, неоправданно велики, а сама сфера господства будет неуклонно сокращаться. Этот миф нужен баранам. Ведь именно он делает их покорность не рабской и даже животной, а возвышенной и оправданной. Потому-то и защищает баран этот миф, страшась без него остаться просто бараном. Без него баранья сущность выступает уж совсем откровенно. И осознавший свою суть баран гибнет, чахнет или... вдруг становится волком.

Главным источником господства во все эпохи выступала власть над телом, ибо только она сулила мучения и смерть, с телесностью связаны и основные социальные страхи. Потому-то столь важно для осуществления господства возможность власти над телами подданных, причем власти, которая ими же осознается, как справедливая. Последнее и стало основой построения государствами Модерна собственной легитимности, или процесса приручения (дрессировки) баранов. Потому-то и освобождение начинается не с урны для голосования, но с приватизации собственного тела.

Первым мифом, который, собственно, и обосновывал создание территориального государства (стационарного бандита) на заре Нового Времени стал голод и, отчасти, чума. Страх голода, висевший над Европой, страх эпидемии и заставили людей признать власть сильнейшего, несущего, как им казалось, порядок и спасение. Государство выступало универсальным распределителем, избавителем от голода. Насколько эти чаянья были оправданы, сказать трудно. В связи с голодом не буду отсылать к фундаментальному Броделю. Отошлю к веселому и изящному Фредерику Бастиа. У него легко и ненавязчиво показано, что с голодом справился, скорее, капитализм и экспансия Европы на остальной мир, нежели государство.

Более того, государство последним, когда это становилось условием его сохранения, вступало в процесс общественной благотворительности (социальной политики). Причем, делало это, как правило, крайне неуклюже. Да и "услуги", которые государство оказывало бизнесу, гораздо эффективнее оказывал сам бизнес. Даже сбор налогов эффективнее осуществляли откупщики до самого 19 столетия, когда государство просто заимствовало их технологию, объявив их самих преступниками и кровопийцами. Впрочем, оно в тот период породило и обширную группу яростных защитников и проповедников благости государства: от общественного договора до общественных благ.

Это многочисленные и все множащиеся чиновники, благодаря службе приобретающие чины, состояние, дворянство (привилегии). Это огромные армии Нового Времени. В русских сказках достаточно популярным персонажем является солдат, человек без денег, но с большой душой. В Европе солдаты не столь бедны. Даже в относительно мирный период перед 30 летней войной солдаты получали не менее 80 золотых в месяц. Это при том, что доход в 40 дукатов уже, по Броделю, позволял относить человека к зажиточному слою. Потому и следовали за армиями маркитанты и продажные девицы. У солдата (от "сольдо" — монета) деньги были. Потому и славил он тех, кто вел его к смерти. Вполне понятно, что всякий бенефициарий государства, как и те, чье сознание, в духе Просвещения (идеальной технологии баранизации сознания), государство сумело сформировать, яростно бились за него, рефлекторно отыскивая аргументацию о его полезности, отбрасывая все, что не вписывалось в его рамки.

Однако, еще популярнее был в Европе другой персонаж — разбойник, противостоящий несправедливости государства. Вот только мыслители, за редким исключением, выходили из слоя благомыслов, обосновывающих, сакрализующих и изучающих правила стрижки баранов. Чума же, несмотря на все старания государственных людей, не исчезала, но сгинула сама к исходу XVIII столетия. О причинах того до сих пор спорят медики, биологи и историки.

Впрочем, сейчас уж не столь важно — государство или что-то иное позволило человечеству, во всяком случае "цивилизованной" его части, избавиться от извечных напастей: голода и эпидемий. Важно, что в "прекрасную эпоху" конца 19 столетия это произошло. Отступает страх и... вместе с ним власть государства. В этот период или немного раньше формируется нечто качественно, принципиально новое — пространство частной жизни. Оно существовало и прежде, но теперь граница между частной жизнью (пространством свободы) и публичным бытием стала почти непересекаемой. Вторжения в частную жизнь, если они и происходили, мыслились именно как отклонение от нормы. По существу, все, что не связано с экономической и политической деятельностью, оказывалось частной жизнью. Первоначально, будучи прерогативой "хорошего общества" ("света", аристократии), она постепенно перемещается в гражданское общество. Происходит эмансипация личности и, прежде всего, ее телесности, от общества.

Думаю, что потому и назвали благомыслы это явление декадансом, что слишком сильно шло оно вразрез с навязываемым государством образом поведения. Потому государство и поднимает в тот период знамя борьбы за нравственность — свое традиционное и испытанное оружие по борьбе со свободой и обараниванию населения. Даже победившая советская власть, первоначально шедшая под знаменем свободы, уже к 1921-22 году радикально меняет ориентиры и начинает бороться за нравственность. Ведь, если нравственное чувство есть не имманентно присущее мне представление о нормах, а навязанный кем-то "кодекс строителя коммунизма" или еще что-то в этом роде, то она немедленно становится орудием господства.

Оружие срабатывает не на полную силу. Всевозможные "общества ревнителей нравственности" или "Союзы Михаила Архангела" были, скорее, персонажами анекдотов или "страшилок", нежели общественно значимыми феноменами. Кризис государства продолжается, порождая все новые и новые катаклизмы типа Мировой войны (тщетной попытки государства остановить эмансипацию личности) и Великой депрессии, или кризиса в Германии и Италии.

Ответом на кризис стало формирование фашистских и коммунистических режимов, на новых основаниях закрепощающих тела подданных. На этот раз это была этничность. Страх перед Другим — один из наиболее сильных социальных страхов. Он и позволяет мобилизовать население, вновь ввести тела подданных в орбиту государства. Здесь, пожалуй, впервые всплывает и наш добрый знакомый — здоровый образ жизни. Правда роль у него была тогда иная и вполне подчиненная. Можно привести здесь два резона. Первый — идеологический. Мы (этнос, раса, поколение) — лучше. Поскольку доказать это "лучше" интеллектуально оказывается проблематичным, на первый план выдвигаются эмоциональные и антропологические параметры. Соответствие им и осмысляется как здоровье, а навязанный образ жизни — в качестве здорового.

Другой резон — утилитарный. Гитлеру нужны солдаты. Но, по Версальским соглашениям, их было очень мало. До обидного. Эпоха высоких технологий в вооружении еще не наступила. Потому, чтобы в один прекрасный (или не прекрасный) момент предстать перед изумленной Европой во главе многомиллионной армии, вполне достаточно кружков любителей стрельбы и спортивных секций. Таким образом, ЗОЖ становился соавтором армии Вермахта.

СССР получает ЗОЖ, как и спорт "высоких достижений", из Германии в ходе репараций. Вспомним, именно в послевоенные годы проходят первые антиалкогольные кампании, ужесточаются законы об абортах, появляются первые фильмы, в том числе мультфильмы, пропагандирующие ЗОЖ. Впрочем, в то время это — еще периферийный сюжет. На глобальном уровне лидировали другие страшилки. Первая, конечно, — ядерная катастрофа. То, что само создание атомной бомбы тоже было продуктом государственного развития науки, как-то забывалось. Зато именно государство объявлялось единственным защитником человечества от ядерного апокалипсиса. Политика "разрядки напряженности" стала новым "благом", которое несло государство. Структурно оно мало отличалось от борьбы с чумой с помощью организуемых государством процессий, молебнов и воздвижения чумных столбов. Но главное — это было то самое "благо", которое оправдывало существование стационарного бандита.

Подарком для государства, все более погружающегося в пучину кризиса, было и само существование "двух систем, двух образов жизни". Соответственно, возглавив поход против "Империи зла" или "загнивающего капитализма", государство получило новый легитимирующий импульс. Но объективные противоречия, исчерпание государством своей "общественной полезности" становилось все более очевидным. Большой Бунт молодежи конца 60-х, экономический кризис 70-х — это и многое другое было не просто проявлением "недостатков капитализма", но неспособности государства управлять экономикой, обществом. Распад одной из двух "мировых сил" ставит под вопрос саму необходимость государства. Здесь и начинается наша история.

В целом, европейская часть человечества, включая США и Канаду, построила себе вполне комфортную и безопасную жизнь. Но, чем более комфортной и безопасной становилась жизнь, тем менее очевидной была необходимость государства. Тем более, что и само государство все более ярко демонстрировало нарастающую импотенцию. Наплыв бумажных денег (после отмены золотого стандарта), пожирание собственного будущего в ходе "кредитной экономики" вряд ли можно назвать успехом. Да и с "экспортом демократии" до самой ливийской авантюры удавалось разве только сохранить лицо. Срочно понадобился новый враг.

Кандидатов здесь было два. Первый — страшный Международный терроризм и, не к ночи будь помянут, Усама Бен Ладен, великий и ужасный. Терроризм давал массу бонусов. Он вызывал страх — а значит, позволял на нем играть. Он делал вполне оправданным усиление полицейского режима, от перлюстрации частной корреспонденции до стриптиза в аэропортах. Он делал оправданными многомиллиардные военные заказы, а значит — позволял государству выступать еще и спасителем промышленности. Словом, полный плезир и ось зла. Более того, у каждого маленького участника большой контртеррористической авантюры оказался под рукой свой, очень нужный Бен Ладен. Ольстер — в Англии, баски — в Испании, курды — в Турции, ну, и, конечно, чеченцы — в РФ. Здесь консенсус был полный.

Только вот враг оказался специфический. В отличие от телевизионной "Аль-Каиды", моджахеды в Афганистане, ИРА, курды и др. в общем, стреляли. Это парадоксально, но... Полный успех начальной стадии и триумфальное шествие борьбы с "осью зла" обернулось трупами, расходами, падением престижа. Словом, сволочи они все, террористы проклятые. Их ведь даже победить нельзя. Во-первых, потому, что государство не умеет ни воевать, ни как-то еще взаимодействовать с сетевыми структурами; во-вторых, от кого тогда прикажите защищать население? Русским хорошо. У них кругом враги. Хочешь, от Америки защищай, хочешь — от Китая. На худой конец, можно от Грузии. А куда бедным европейцам и американцам в "белых домах" податься, как оправдать усиление полицейского режима в глазах не привыкших к подобным вольностям граждан? Хорошее дело — бунты цветной молодежи в столицах. Можно и их использовать, и нелегальных мигрантов. Но слабо это все. Слабо!

И вот когда "борьба с терроризмом" решительно переместилась в область анекдотов, всплывает второй страх — неизбытый ужас перед смертельными недугами, главный из которых — рак. Чуть позже к нему добавляется инфаркт, СПИД и новомодные "атипичные пневмонии". Но это уже так, последушки. Этот страх, абсолютно иррациональный и стал импульсом для формирования новой формы полезности государства — борьбе за здоровый образ жизни.

Если мне не изменяет память, годов с 70-х начинается борьба с канцерогенами. Жирному, жаренному, сдобному объявляется война. Мир бросился в физкультуру, побежал трусцой. Под раздачу попадает и курение, самая распространенная и не вызывающая негативной реакции бытовая привычка тех лет. В тот период "ученые доказали": вреден не никотин, но дым. Он — канцероген. Потихоньку начинается борьба. На платформу стартующего паровоза борьбы за ЗОЖ вскочили борцы с доходами трансконтинентальных табачных корпораций, деятели НКО, испытывающие проблемы с востребованностью, СМИ, для которых "ученые доказали". И пошла писать губерния.

С алкоголем на первом этапе старались вести себя поосторожнее. Еще свежи в памяти годы "сухого закона" и их веселые последствия в виде мафии в США и тотального пьянства в Финляндии. Но вскоре ему нашли счастливую замену — наркотики. Последние тоже не особенно демонизировались до начала "борьбы за здоровье нации". Кто-то курил трубку и пил виски, кто-то предпочитал гашиш. Люди разные, пристрастия у них тоже не одинаковые. Все меняется.

Для успеха предприятия, лишь отчасти сознательно проводимого, необходимо было на первом этапе лишить "пороки" привлекательности, романтической ауры. Вспомните, как еще в "Семнадцати мгновениях весны" сладко затягивается Штирлиц. А "Друг, оставь покурить..." или само название короткого перерыва — перекур. Да и настоящие мужские разговоры происходили, понятное дело, в курилке. Здесь включились "теоретики" ЗОЖ, ученые (те самые, которые "доказали") и журналисты. Мысль проводилась предельно простая. Мы все боремся за здоровье. Боимся рака. Это нормально. Они не борются. Почему? Потому, что они НЕНОРМАЛЬНЫЕ!!!!

То, что здоровье, на минуточку, не единственная, да и не главная ценность, то, что сами рамки здоровье/болезнь очень широко трактуются, всячески изгонялось из общественного дискурса. Здоровье — есть жесткое соответствие неким "научно выработанным" критериям. Все остальное — ересь и бред. Вот и специально дрессированные медики подтверждают. А не дрессированных мы и спрашивать не будем. Это было крайне необходимо для следующего шага.

Следующий шаг. Где-то в 80-е годы в мире и, примерно, в тот же период в СССР (ЛТП, антиалкогольные кампании и т.д.): они, те, кто не боится болезни, как все мы, УЖЕ, ТЕМ САМЫМ, БОЛЬНЫЕ!!! Их надо лечить. Возникают многочисленные диспансеры, соответствующие структуры МВД, обеспечивающие принудительное лечение. Параллельно ведется демонизация болезней и тех, кто не хочет класть жизнь на борьбу с ними.

И, наконец, уже в 90-е годы, когда это стало, действительно нужно государству для самосохранения делается последним шансом на обоснование собственной нужности, делается последний — такой важный — шаг: ОНИ НЕ ЛЮДИ!!! Поскольку они — не люди (нелюди), наносящие вред себе и окружающим, то всерьез думать об их правах — просто глупо и, "с государственной точки зрения" — преступно. Начинаются репрессии, уже не символические, а реальные ограничения, становящиеся все более извращенными и террористическими.

Появляются специальные учреждения, надзирающие за нелюдями, контролирующие их непредсказуемые поступки. Формируется текст оправдания именно такого отношения к нелюдям, благородности и высшей справедливости такого отношения. И вот, враг создан! Можно начать защищать от него население, оправдывая контроль над телом. Вот убери нас (госнаркоконтроль, наркодиспансеры, государственную медицину) — вас всех наркоманы порежут, вы все заболеете и помрете, и тому подобные "рациональные" аргументы.

Критикуемость всех этих аргументов вместе взятых и каждого по отдельности (от изначального вреда алкоголя и наркотиков, до тотальной вредности "пассивного курения") не осознается и не воспринимается мифологическим сознанием. Государственным сознанием — потому, что ему (государству) это, действительно, вредно. ЗОЖ — это ВСЯ ЛЕГИТИМНОСТЬ, КОТОРАЯ У НЕГО ОСТАЛАСЬ. Исчезни "борьба" за здоровый образ жизни (и на 10 копеек за нравственность) — исчезнет последний фиговый листок, прикрывающий его очевидную бессмысленность, неспособность решить ни одну реальную проблему.

Для работников упомянутых "контролей" — это не просто вредно, это катастрофично. Это остаться без зарплаты, власти, ресурсов. Именно из этой среды исходят рассказы о страшных наркоманах, которые "мою соседку ограбили"… Ощущение, что если бы соседку ограбили не наркоманы, ей было бы на порядок легче.

Но не принимает аргументацию "за" эмансипацию телесности и обыдленное сознание, продукт многих десятилетий идеологической обработки. Оно испытывает "естественную", "физиологическую" (долго воспитываемую) ненависть к наркоманам, алкоголикам, курильщикам и т.д. Идея, что свободный человек, обладающий собственностью на свое тело, волен сам решать, как ему этим телом воспользоваться, воспринимается либо как шутка, либо как ересь. Ведь, если признать, что все это — частное дело человека, а частная жизнь — все, что не "работа", то полицейские меры окажутся не "заботой о здоровье нации", а только полицейскими мерами, истерическими действиями деградирующего государства. В этой ситуации мясники, лишаясь мантии "заступников", оказываются только мясниками, а бараны — баранами. Такое осознание крайне болезненно. Оно требует ДЕЙСТВИЙ! А ведь так не хочется... В хлеву тепло и уютно. Потому, хлев наделяется патриотическими именами, а государство издает новые и новые полицейские законы.


Взято с http://lenya.livejournal.com/